Дочь времени [= Дитя времени ] - Джозефина Тэй

— А вы не знаете, когда они разрешат вам встать?

— Вполне вероятно, я встану раньше, чем вы принесете мне что-нибудь интересное о наследниках или о Тирреле.

К следующему визиту Каррадина Грант еще не был на ногах, но ему разрешили сидеть в постели.

— Вы не можете себе представить, — сказал он Бренту, — какое удивительное зрелище представляет собой обычная стена. Когда лежишь неподвижно, мир кажется до забавного маленьким.

Грант был тронут тем, что Каррадин с явным удовольствием воспринял улучшение его состояния, и они не сразу взялись за историю. Первым не выдержал Грант.

— Ладно, говорите, как жилось Йоркам при Генрихе VII.

— Сейчас, сейчас. — Каррадин по обыкновению вытащил из кармана блокнот с записями, подвинул стул поближе к кровати, устроился на нем поудобнее и спросил:

— С кого начнем?

— О Елизавете нам все известно. Генрих женился на ней, и она была королевой Англии до самой своей смерти, а потом он сделал предложение безумной Анне Испанской.

— Верно. Бракосочетание состоялось весной, по другим источникам — в январе 1486 года, через пять месяцев после Босуорта. А умерла она в 1503 году.

— Семнадцать лет. Бедняжка. Ей, думаю, они показались всеми семьюдесятью. Генрих ведь был, мягко говоря, не очень любящим мужем. Ладно, пойдем дальше. Остальные дети Эдуарда. О мальчиках мы пока ничего не знаем. А Сисели?

— Ее выдали замуж за старого дядюшку Генриха, лорда Уэллза, и отправили в Линкольншир. Анна и Екатерина, когда достаточно подросли, чтобы стать добрыми членами семьи Ланкастеров, тоже были выданы замуж, а младшая, Бриджет, постриглась в монахини и жила в Дартфорде.

— Что ж, по крайней мере, традиционно. Кто там еще? Сын Георга?

— Юный Варвик был приговорен к заточению до конца своих дней в Тауэре, но казнен якобы за попытку к бегству.

— Так. А Маргарита, дочь Георга?

— Она стала графиней Солсбери. Ее казнь по сфабрикованному обвинению, несомненно, классический образец «законного» убийства.

— Теперь старший сын Елизаветы. Он был вероятным наследником…

— Джон де ла Поул. Жил со своей теткой в Бургундии…

— С Маргаритой? Сестрой Ричарда?

— Да. Умер во время восстания Симнела.[25]Но у него был еще младший брат, которого вы забыли включить в список. Его казнил Генрих VIII. Де ла Поул сдался Генриху VII под охранную грамоту, и, думаю, Генрих опасался нарушить данное ему слово, может быть, чтобы его не покинула удача. Как бы то ни было, свое слово он сдержал. Зато Генрих VIII, не ведая сомнений, убрал де ла Поула и еще четверых, которых вы не указали. Это Экстер, Сарри, Букингем и Монтегю. Он отделался от всех.

— А незаконный сын Ричарда — Джон?

— Генрих VII назначил ему содержание в двадцать фунтов в год, но именно он стал его первой жертвой.

— Как так?

— По подозрению в том, что он принял приглашение переехать в Ирландию.

— Вы шутите?

— Совсем нет. Ирландия считалась центром тогдашних недовольных, и Йорки были там популярны. Получить приглашение оттуда значило подписать себе смертный приговор, хотя я не понимаю, чего было Генриху беспокоиться из-за Джона. «Шустрый добродушный юноша», не более того.

— И тем не менее прав на корону у него было побольше, чем у Генриха, — съязвил Грант, — ибо он был незаконным, но единственным сыном короля, тогда как Генрих — праправнуком незаконного сына младшего сына короля.

Они помолчали.

— Все правильно, — сказал Каррадин, прервав затянувшуюся паузу.

— Что правильно?

— То, что вы думаете.

— Похоже на то. Этих двоих не было в списке. Они опять помолчали.

— Итак, до сих пор убийства совершались под прикрытием закона, — подвел итог Грант. — Убийства, но законные убийства. А малолетним детям никаких обвинений предъявить нельзя.

— Нельзя, — согласился Каррадин, внимательно наблюдавший в окно за воробьями. — Следовательно, тут требовалось что-то другое, все-таки они были важными персонами.

— Согласен. — С чего начнем?

— С того, кто где был и что делал в первые месяцы правления Генриха. Скажем, в первый год. Где-то там должна быть накладка. Помните, как в приготовлениях к коронации принца?

— Помню.

— А вы нашли что-нибудь о Тирреле? Кто он такой?

— Нашел. Он оказался совсем другим, нежели я себе представлял.

— Да? Вы уверены?

— Уверен. Он был влиятельным человеком, наш сэр Джеймс Тиррел из Гиппинга. Член многих… как вы их называете… советов при Эдуарде IV. При Ричарде с ним тоже все было в порядке. Не знаю только, участвовал ли он в битве при Босуорте. Многие явились туда слишком поздно. Вы это знали? Правда, я не уверен, что это важно. Как бы то ни было, но он не лакей. А раньше я представлял его себе только лакеем.

— Интересно. Ну а потом, при Генрихе?

— Вот… Здесь-то и начинается самое интересное. Для человека, столь верного и близкого к Йоркам, у него слишком хорошая жизнь. Генрих послал его констеблем в Гин. Потом послом в Рим. Он был одним из тех, кто заключал мирный договор с Карлом VIII в 1498 году. Генрих пожаловал ему пожизненный доход с некоторых земель в Уэльсе, но заставил обменять его на доходы с графства Гин. Непонятно только зачем.

— Понятно, — сказал Грант.

— Зачем?

— А вас не удивляет, что вся его карьера связана с пребыванием вне Англии? Даже последний подарок.

— Да, теперь удивляет. И как вы это объясняете?

— Никак. Может быть, он страдал легкими и ему был показан Гин. Наверное, мы слишком начитались всяких историй. Похоже на пьесы Шекспира, которые можно интерпретировать до бесконечности. И долго он наслаждался этим счастьем?

— Довольно долго. До 1502 года.

— А что случилось в 1502 году?

— Генрих от кого-то узнал, будто Тиррел хотел помочь одному из Йорков, находившемуся в Тауэре, бежать в Германию. Он послал на осаду замка в Гине целый гарнизон Кале, который, на его взгляд, действовал недостаточно быстро, поэтому он послал туда еще и лорда-хранителя печати… Если вы знаете, что это такое. — Грант кивнул. — Послал лорда-хранителя печати… Ну и названия вы, англичане, придумали для своих чиновников! Он послал его предложить Тиррелу охранную грамоту, если он поднимется на корабль в Кале…

— Не может быть!

— Дальше вы и сами могли бы додумать. Тиррел был заключен в Тауэр и обезглавлен «в великой спешке и без суда» шестого мая 1502 года.